Высоцкого перед смертью хотели посадить

25 июля 1980 года, в разгар Олимпийских игр в Москве, умер Владимир ВЫСОЦКИЙ. Незадолго до смерти у барда и актера возникли серьезные проблемы с правоохранительными органами из-за «левых» концертов. За них ему в обход советских законов платили гонорары, многократно превышавшие официальные концертные ставки. В этой истории была замешана еще одна известная персона - певица Татьяна АНЦИФЕРОВА. Та самая, которой ЦК КПСС доверил вместе со Львом ЛЕЩЕНКО исполнять в день закрытия Олимпиады в Москве знаменитую песню Александры ПАХМУТОВОЙ и Николая ДОБРОНРАВОВА «До свиданья, Москва, до свиданья».

- С 1978 по 1979 год у моего ансамбля «Музыки» было много совместных концертов с Высоцким: в первом отделении выступали мы, во втором - Владимир Семенович, - рассказала Татьяна Анциферова. - В то время он уже довольно плохо себя чувствовал. К нему постоянно приезжала «скорая» - и перед концертами, и во время. А летом 1979 года на организаторов концертов Высоцкого было заведено уголовное дело о финансовых нарушениях. Начались первые «посадки». В частности, арестовали администратора Василия Кондакова. Об этом нам сообщил следователь, который допрашивал нас на гастролях в Ялте. Позднее под стражу взяли администратора Владимира Гольдмана и еще нескольких директоров филармоний.

«В июле загремит в тюрьму»

- Нас тоже неоднократно вызывали на допросы, - продолжила Татьяна Владимировна. - Спрашивали - наши ли стоят подписи на документах? Мы же расписывались в ведомостях за полученные деньги. А в деле фигурировали еще какие-то поддельные ведомости. Мы на фальшивых платежках руки не нагревали, гонораров лишних не получали. Тем не менее участников нашего ансамбля запугивали тюрьмой. Обвиняли в том, что своими показаниями мы намеренно покрываем Высоцкого и затягиваем следствие. Эти слова отчасти были справедливыми. Кто-то из администраторов, еще остававшихся на свободе, каждый раз звонил нам и предупреждал, что нужно говорить на допросе. Например, какие бы бумаги ни показали, говорить, что это не наши подписи. В другой раз наоборот - просили признавать все автографы подлинными, даже если это не так. Так все тянулось по 1980 год. Естественно, у следственных органов это вызывало недовольство. Им очень хотелось посадить Высоцкого.

Помню, в конце июня 1980 года, когда мы были на гастролях в Молдавии, приехал следователь и вкрадчивым голосом мне сказал: «Ну, Татьяна Владимировна, будем говорить правду? Мы уже подошли вплотную к Владимиру Семеновичу. Теперь ему не отвертеться. В июле Высоцкий загремит в тюрьму. А потом и за вас возьмемся».
- «Неужели вам его не жалко?» - удивилась я. «По-человечески - жалко, - признался следователь. - Но он подрывает советскую экономику». Я еще тогда подумала: «Боженька должен найти какой-то выход из этой ситуации», хотя, конечно, не ожидала, что выход будет таким трагическим...
Когда Высоцкий умер, все стали охать и ахать. А я сказала: «Может, так лучше». Потому что над ним реально нависла угроза ареста. Из-за этого он сильно нервничал и в больших количествах употреблял алкоголь и наркотики.

Не менее драматично сложилась судьба и других фигурантов того уголовного дела. Слышала, что один из них - директор филармонии по фамилии, кажется, Лисицын - покончил с собой. Василий Кондаков умер в тюрьме. Владимир Гольдман вышел через семь лет. Столько же отсидел по этому делу и администратор Владимир Евдокимов, который потом стал мужем певицы Ольги Зарубиной (исполнительница хита «На теплоходе музыка играет». - М. Ф.) и уехал с ней в Америку. Разные сроки получили еще несколько человек.
Администратор Владимир Гольдман долгое время скрывался от следствия. Помню, в ноябре 1979 года после концерта в украинском городе Александрия мы смотрели в гостинице очередную серию фильма «Место встречи изменить нельзя» и с удивлением увидели его в роли одного из посетителей ресторана. А буквально через несколько минут в дверь постучал следователь и начал интересоваться у нас, не знаем ли мы, где сейчас может находиться Гольдман. Меня подмывало сказать, что его только что показывали по телевизору. Но муж дал мне понять, что лучше промолчать.